«Настанет день нашего вознесения…
«И меркнет счастье сумерек пред новым, третьим счастьем, счастьем Духа-Утешителя…»
На белых гребнях показался багрец. Над озером вставал месяц.
Длилась ночь. Все втроем они стояли на берегу, защищаясь руками от лунного света.
Впереди было много воды, а над водой луны; им казалось, что умерли страхи.
Птица-мечтатель тонула в озерных далях, погружаясь в сон.
И еще раз сказала Ия: «Это ли счастье!..» И бездомный туман стал редеть.
В полночь все стало ясно и отчетливо. Они слышали – что-то совершилось в касатиковых зарослях. Отводили глаза в сторону.
Блистал далекий Сатурн. Смотрели на небо. Ожидали новой звезды.
По отмели шел старичок в белой мантии и с ключом в руке. Луна озаряла его лысину. С ним был незнакомец.
Оба были в длинных ризах, повитые бледным блеском. Оживленно болтали. Кивали на восток.
Крикнула Ия им: «Лунная ночь!» А старичок захохотал, потрясая ключом своим…
«Это что, – кричал он в восторге, – а вот что будет утром!
«Все ваши звезды с Сириусом и Луной не стоят одной Утреннички…»
Так сказав, он оборвал свою ласковую речь и побежал вдаль, торопясь исполнить поручение.
С ними остался незнакомец. Святым голосом он закричал, что близится время.
Что это – их последняя ночка; что на заре он разбудит их, чтобы указать на Явленного.
Что вот – будет, будет – и объявится, и все полетят…
Это был мощный старец с орлиным взглядом, а Ия шептала: «Слушайте его. Он первый в этих тайнах. Много диковинок он знает. Еще он увидит нас».
Глубоко потрясенные, они следили взглядом, как удалялся странный старец, повитый бледным блеском.
Утром все посерело. Тонул красный месяц. И осталась Ия одна на берегу.
Обернулась белой чайкой Ия, наставница, и, крича, унеслась в сапфировую синь.
Тонул красный месяц.
Они пришли в свое камышовое жилище. Замечтались в сонной сказке. Это была последняя ночь.
Они видели сон… Кто-то белый, в мантии из снежного тумана, гулял вдоль озерных пространств, роняя в озерную глубину свои тающие улыбки, чуть-чуть грустные.
Над его головой сверкал зеленоватый нимб. Они узнали в Нем своего камышового отшельника.
И он говорил им невыразимым голосом: «Белые дети!
«Белые дети, вознесемся в свободной радости с утренним ветерком!..»
И сквозь сон слышали они птичий свист: то на отмелях сидели птицы-мечтатели и наперерыв высвистывали случившееся.
Он им шептал: «Белые дети!..» И его голос грустно дрожал.
«Белые дети… Мы не умрем, но изменимся вскоре, во мгновение ока, лишь только взойдет солнце.
«Уже заря…
«Белые дети!..»
И они очнулись… И увидели, что сон их не сон, потому что Он стоял, раздвигая стебли камышей, и шептал им все то, что они видели во сне…
А уж вдали слышался голос странного старца, призывающего всех к белой радости…
Ударил серебряный колокол.
На озере, там, где косматый утес оброс соснами, жил старик.
Он пробудился на заре. Сонный взошел на вершину. Ударил в серебряный колокол.
Это был знак того, что с востока уже блеснула звезда Утренница.
Денница…
Ударил серебряный колокол.
...Лаврентьевская ночь – от лавренталии – древнеримское празднество низших классов в честь лар – божеств – покровителей различных сторон обыденной жизни, отличалось свободой и разнузданностью.
Богемот – бегемот (гиппопотам) в арабских преданиях считается исчадием ада и воплотившимся дьяволом; в Библии (Книга Иова) приводится как пример неодолимой для человека силы.
«Изыди, Сатана» (лат.).